Травма - это не судьба, а эпизод биографии

Изначально у Гоголя контекст был такой:

- Был управитель, ваше превосходительство, из немцев, молодой человек. По случаю поставки рекрут и прочего, имел он надобность приезжать в город и, разумеется, подмазывать суд. Впрочем, и они тоже полюбили, угощали. Вот как-то один раз у них на обеде говорит он: "Что ж, господа, когда-нибудь и ко мне! в именье к князю". Говорят: "Приедем!" Скоро после того случилось выехать суду на следствие, по делу, случившемуся во владениях графа Трехметьева, которого, ваше превосходительство, без сомнения, тоже изволите знать.
- Не знаю.
- Самого-то следствия они не делали, а всем судом заворотили на экономический двор, к старику, графскому эконому. Да три дни и три "очи без просыпу в карты. Самовар и пунш, разумеется, со стола не сходят. Старику-то они уж и надоели. Чтобы как-нибудь от них отделаться, он и говорит: "Вы бы, господа, заехали к княжому управителю немцу: он недалеко отсюда". - "А, и в самом деле", - говорят; и сполупьяна, небритые и заспанные, как были, на телеги да! к немцу... А немец, ваше превосходительство, надобно знать, в это время только что женился. Женился на институтке, молоденькой, субтильной (Чичиков выразил в лице своем субтильность). Сидят они двое за чаем, ни о чем не думая, вдруг отворяются двери -- и ввалилось сонмище.
- Воображаю, хороши! - сказал генерал.
- Управитель так и оторопел, говорит: "Что вам угодно?" - "А, - говорят, - так вот ты как!" И вдруг, с этим словом, перемена лиц и физиономии: "За делом. Сколько вина выкуривается по именью? Покажите книги!" Тот сюды-туды. "Эй, понятых!" Взяли, связали, да в город. Да полтора года и просидел немец в тюрьме.
- Вот на! - сказал генерал.
Улинька всплеснула руками.
- Жена хлопотать! - продолжал Чичиков. - Ну, что ж может какая-нибудь неопытная молодая женщина. Спасибо, что случились добрые люди, которые посоветовали пойти на мировую. Отделался он двумя тысячами да угостительным обедом. И на обеде, когда все уже развеселились и он также, вот и говорят они ему: "Не стыдно ли тебе так поступить с нами? Ты всё бы хотел нас видеть прибранными, да выбритыми, да во фраках. Нет, ты полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит.
Генерал расхохотался; болезненно застонала Улинька.
- Я не понимаю, папа, как ты можешь смеяться, - сказала она быстро. Гнев отемнил прекрасный лоб ее... - Бесчестнейший поступок, за который я не знаю, куды бы их следовало всех услать...
- Друг мой, я их ничуть не оправдываю,-- сказал генерал, - но что ж делать, если смешно? Как бишь: "Полюби нас беленькими"?..
- Черненькими, ваше превосходительство, - подхватил Чичиков.
- Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит.